В отдельный пост идут тексты только свыше 400 слов. С уважением, администрация 394 Тени подкрадывались всё ближе, застилая корки многочисленных книг, озорно расчерчивая края стола и кожаные подлокотники кресла. Лицо старика тоже было расчерчено, но совсем не тенями. Глубокие морщины пролегли по нему, словно трещины на измученной жаждой земле.
В облике этого человека ещё угадывалась былая красота, гордость, но годы уже брали своё – в его глазах была только усталость древняя и бесконечная. И эти сожалеющие, усталые глаза с немым укором взирали куда-то вглубь комнаты. Туда, где к стене привалился тощий, взлохмаченный подросток. Мальчишке на вид было лет 13. На его щеке застыли несколько свежих царапин, кровь, текущую из них, никто так и не удосужился вытереть.
Она медленно стекала на строгий костюм от Армани, под которым, вероятно, можно найти идентичные синяки и порезы. Только кто же об этом скажет? Мальчишка молчит, а старик и не будет спрашивать. Не в этот раз.
И последний штрих – чёрный, идеально затянутый галстук. Каждый раз, надевая его, Занзас собственноручно затягивает свою петлю. Это конечно просто фантазии, но ощущение виселицы не покидает его никогда.
Тени окончательно поглотили кабинет девятого босса, и только алые глаза сверкают горящими угольками у стены, да серые поблёскивают возле окна.
На лице старика появляется мечтательная улыбка.
- Давай, хоть на минуту, представим, что мы семья. Просто любящий отец и заботливый сын. - Да пошёл ты…- мальчишка резко дёргается и направляется к выходу. Хватит с него вранья про «любящую» семью. Один раз уже поверил, а мать продала, как ненужную вещь. Хватит!
Он уже почти у двери, но… - Занзас – в спину летит жёсткий оклик. В голосе старика прорезается былая сталь, и противиться ей невозможно. -Я отдал приказ. Ты ослушаешься?- бархатные, приторно нежные глаза смотрят в упор. Множество мелких морщин сейчас придают ему какую-то схожесть со стервятником.
Эти птицы не сразу съедают свою добычу. Нет, они отрывают от неё по куску, пока та ещё жива, пока она сопротивляется. А бархатные глаза, что ж у каждого своя маска.
Любящий сын? Занзас хороший актёр, он может сыграть и это, но есть ли смысл вбивать очередной гвоздь в собственный гроб?
От того шестилетнего мальчишки не осталось почти ничего. Старик сломал всё, что можно было сломать, что ещё не было доломано. - Ну, так что, сыграем в счастливую семью? От того ребёнка осталась только гордость. И она заставляет Занзаса идти против вонголы, против по-нежному жестоких приказов, против странного старика – лишь бы сохранить хотя бы осколок себя.
- Только после вас – и лохматая голова скрывается за дверью.
-
-
09.11.2010 в 09:55394
Тени подкрадывались всё ближе, застилая корки многочисленных книг, озорно расчерчивая края стола и кожаные подлокотники кресла. Лицо старика тоже было расчерчено, но совсем не тенями. Глубокие морщины пролегли по нему, словно трещины на измученной жаждой земле.
В облике этого человека ещё угадывалась былая красота, гордость, но годы уже брали своё – в его глазах была только усталость древняя и бесконечная.
И эти сожалеющие, усталые глаза с немым укором взирали куда-то вглубь комнаты. Туда, где к стене привалился тощий, взлохмаченный подросток. Мальчишке на вид было лет 13. На его щеке застыли несколько свежих царапин, кровь, текущую из них, никто так и не удосужился вытереть.
Она медленно стекала на строгий костюм от Армани, под которым, вероятно, можно найти идентичные синяки и порезы. Только кто же об этом скажет? Мальчишка молчит, а старик и не будет спрашивать. Не в этот раз.
И последний штрих – чёрный, идеально затянутый галстук. Каждый раз, надевая его, Занзас собственноручно затягивает свою петлю. Это конечно просто фантазии, но ощущение виселицы не покидает его никогда.
Тени окончательно поглотили кабинет девятого босса, и только алые глаза сверкают горящими угольками у стены, да серые поблёскивают возле окна.
На лице старика появляется мечтательная улыбка.
- Давай, хоть на минуту, представим, что мы семья. Просто любящий отец и заботливый сын.
- Да пошёл ты…- мальчишка резко дёргается и направляется к выходу.
Хватит с него вранья про «любящую» семью. Один раз уже поверил, а мать продала, как ненужную вещь. Хватит!
Он уже почти у двери, но…
- Занзас – в спину летит жёсткий оклик. В голосе старика прорезается былая сталь, и противиться ей невозможно.
-Я отдал приказ. Ты ослушаешься?- бархатные, приторно нежные глаза смотрят в упор.
Множество мелких морщин сейчас придают ему какую-то схожесть со стервятником.
Эти птицы не сразу съедают свою добычу. Нет, они отрывают от неё по куску, пока та ещё жива, пока она сопротивляется.
А бархатные глаза, что ж у каждого своя маска.
Любящий сын?
Занзас хороший актёр, он может сыграть и это, но есть ли смысл вбивать очередной гвоздь в собственный гроб?
От того шестилетнего мальчишки не осталось почти ничего. Старик сломал всё, что можно было сломать, что ещё не было доломано.
- Ну, так что, сыграем в счастливую семью?
От того ребёнка осталась только гордость.
И она заставляет Занзаса идти против вонголы, против по-нежному жестоких приказов, против странного старика – лишь бы сохранить хотя бы осколок себя.
- Только после вас – и лохматая голова скрывается за дверью.