Фран едва слышно вздохнул и потер уставшие веки, положив рядом с собой маленькую книжку в истрепавшемся переплете. От книжки пахло старой бумагой и бесконечными тайнами. От нее веяло разгаданными загадками - такими, на которые Фран не мог ответить сам.
Утром он проснулся от слабой головной боли - такая бывает, если заснуть позже, чем обычно, и слишком рано встать. Или... такая бывает, если каждую ночь снятся сны, от которых хочется сбежать. А Фран очень хочет сбежать от своих снов. Потому что он не понимает их. Потому что ему снятся слишком страшные кошмары. Потому что книжка в истрепавшемся переплете знает больше него. Во сне он видел огромную луну. Высветленная серебряным, она скалилась на него крупными темными пятнами кратеров, и, казалось, смеялась над ним. Слишком знакомо. С луны слетал кучерявый свет и падал - Фран чувствовал - прямо на его лицо. Опутывая ресницы и заполняя складку губ. Он ощущал луну - высокую, недостяжимую и гордую, он ощущал ее прикосновения - прохладные и острые, словно лезвия ножей. Он хотел спрятаться, но лунный свет был повсюду. Ужасный сон. Не понять.
Из книжки на него сочувственно смотрели россыпи букв и слов. "Луна", "лунный свет", "чувствовать луну" - ни на один запрос Фран не получал ответа, который смог бы удовлетворить его вопрос. Казалось бы, толстая маленькая книжка была в сговоре с луной из его сна.
А потом Франа отвлек чуть заметный смех, больше похожий на легкий шелест фольги. Его только не хватало. Бельфегор буквально вплыл в комнату - слишком величественно, с улыбкой притертой настолько, что ее почти не было видно. Он окинул взглядом Франа, затем книжку, и оскалился слишком уж знакомо. - Кошмары мучают? - спросил он, кивнув на сонник. - Лягушка не должна путать сны и реальность. Он наклонился к Франу так, что его дыхание ощущалось кожей, и провел языком чуть ниже уголка губ иллюзиониста. А затем Фран почувствовал прикосновение ножа. Точь-в-точь как во сне. - Твой самый страшный кошмар - я, - прошептал Бельфегор ему в губы и отпрял, снова оскалившись.
Книжка в истрепавшемся переплете по-прежнему лежала рядом. От нее по-прежнему веяло разгаданными загадками и пахло старой бумагой. Только вот голова болеть перестала, и, почему-то, Фран вспомнил выражение "вещий сон".
- Смерть означает счастье и радость, - говорит Фран, проводя пальцем по строчкам сонника. - Для кого? Для того, кто убил или кто умирает? - Тут не написано, Бель-семпай. - Дай посмотрю. А, точно, не написано... Для обоих, значит. По всем законам Бельфегор и Фран должны быть самыми счастливыми людьми на свете. Сонник врёт, как всегда.
- Если только это не вещий сон, - говорит Фран. - А как отличить вещий от не-вещего? - Пока не сбудется - никак.
Только мадам Френкель не выбила зорю. Она плотнее закуталась в своё одеяло.
- Смерть означает счастье и радость, - говорит Фран, проводя пальцем по строчкам сонника. - Для кого? Для того, кто убил или кто умирает? - Тут не написано, Бель-семпай. - Дай посмотрю. А, точно, не написано... Для обоих, значит.
Чудно поговорили. Авытор, спасибо, - так нравится)
Фран едва слышно вздохнул и потер уставшие веки, положив рядом с собой маленькую книжку в истрепавшемся переплете.
От книжки пахло старой бумагой и бесконечными тайнами. От нее веяло разгаданными загадками - такими, на которые Фран не мог ответить сам.
Утром он проснулся от слабой головной боли - такая бывает, если заснуть позже, чем обычно, и слишком рано встать. Или... такая бывает, если каждую ночь снятся сны, от которых хочется сбежать. А Фран очень хочет сбежать от своих снов. Потому что он не понимает их. Потому что ему снятся слишком страшные кошмары.
Потому что книжка в истрепавшемся переплете знает больше него.
Во сне он видел огромную луну. Высветленная серебряным, она скалилась на него крупными темными пятнами кратеров, и, казалось, смеялась над ним. Слишком знакомо.
С луны слетал кучерявый свет и падал - Фран чувствовал - прямо на его лицо. Опутывая ресницы и заполняя складку губ.
Он ощущал луну - высокую, недостяжимую и гордую, он ощущал ее прикосновения - прохладные и острые, словно лезвия ножей.
Он хотел спрятаться, но лунный свет был повсюду.
Ужасный сон.
Не понять.
Из книжки на него сочувственно смотрели россыпи букв и слов. "Луна", "лунный свет", "чувствовать луну" - ни на один запрос Фран не получал ответа, который смог бы удовлетворить его вопрос. Казалось бы, толстая маленькая книжка была в сговоре с луной из его сна.
А потом Франа отвлек чуть заметный смех, больше похожий на легкий шелест фольги. Его только не хватало.
Бельфегор буквально вплыл в комнату - слишком величественно, с улыбкой притертой настолько, что ее почти не было видно.
Он окинул взглядом Франа, затем книжку, и оскалился слишком уж знакомо.
- Кошмары мучают? - спросил он, кивнув на сонник. - Лягушка не должна путать сны и реальность.
Он наклонился к Франу так, что его дыхание ощущалось кожей, и провел языком чуть ниже уголка губ иллюзиониста.
А затем Фран почувствовал прикосновение ножа. Точь-в-точь как во сне.
- Твой самый страшный кошмар - я, - прошептал Бельфегор ему в губы и отпрял, снова оскалившись.
Книжка в истрепавшемся переплете по-прежнему лежала рядом. От нее по-прежнему веяло разгаданными загадками и пахло старой бумагой.
Только вот голова болеть перестала, и, почему-то, Фран вспомнил выражение "вещий сон".
Ухтыжматьпростите, не сдержался.Автор, мне кажется, у вас очень даже получилось
Не з.
Спасибо Вам, автор. Откройтесь, пожалуйста)
З.
- Смерть означает счастье и радость, - говорит Фран, проводя пальцем по строчкам сонника.
- Для кого? Для того, кто убил или кто умирает?
- Тут не написано, Бель-семпай.
- Дай посмотрю. А, точно, не написано... Для обоих, значит.
По всем законам Бельфегор и Фран должны быть самыми счастливыми людьми на свете.
Сонник врёт, как всегда.
- Если только это не вещий сон, - говорит Фран.
- А как отличить вещий от не-вещего?
- Пока не сбудется - никак.
- Для кого? Для того, кто убил или кто умирает?
- Тут не написано, Бель-семпай.
- Дай посмотрю. А, точно, не написано... Для обоих, значит.
Чудно поговорили.
Авытор, спасибо, - так нравится)